#Ученичество

| #Ученичество. 2024. Вып. 4 | #Apprenticeship. 2024. Issue 4 7 пансионеры в известной степени приобщались к повседневному употреблению немецкого языка. Какой могла быть методика преподавания немецкого языка? Некоторый свет на это может пролить изданный при Московском университете «Способ учения» (1771) – первое в России методическое пособие для учителей, существенный вклад в разработку которого внёс Шаден [20, с. 193]. Основное внимание в пособии уделялось именно преподаванию иностранных языков. Согласно «Способу учения» первым этапом в изучении иностранного языка было «показание начатков языка», т. е. правильного чтения и письма посредством азбуки. Далее следовало перейти к «этимологии», т. е. изучать склонение и спряжение и вскоре приступать «к чтению и толкованию какого-нибудь лёгкого писателя». На этом этапе ученики с помощью учителя начинали делать переводы прочитанных статей. Для этого в университетских гимназиях рекомендовались «Немецкая Грамматика» Ф. Гельтергофа, словарь «Немецкий Целлариус», «Краткое понятие о всех науках» И. Г. С. Формея и «Езоповы басни». После шли упражнения на «синтаксис», включавшие в себя чтение «предписанных авторов» и перевод с родного языка на «чужестранный»: по немецкому языку для этих задач служили «Две книги о спокойствии и удовольствии человеческом» И. А. Гофмана, «Видимый свет» Я. А. Коменского и «Краткое понятие о всех науках для употребления юношеству» Ж. А. С. Формея. Затем наступал черёд упражнений на «стиль и красноречие», когда с авторского образца следовало делать сочинения (письма, краткие речи, подражания и т. п.): в этом случае для немецкого языка предлагались «Геллертовы сочинения» и «Тессиновы письма» [10](имеется в виду книга шведского графа К. Тессина «Письма пожилого человека к юному принцу»). Шаден вполне мог следовать этим рекомендациям при преподавании немецкого языка в пансионе: известно, что на практических занятиях по латыни в гимназии он шёл от «этимологии» через «синтаксис» к «риторике» [17, с. 147– 148]. К тому же рекомендации из «Способа учения» находят некоторое пересечение с воспоминаниями пансионеров Шадена. Так, Степанов упоминал, как Шаден, читая выполненный им перевод басни Эзопа, объявил, что в нём «находится бессмыслица» [12, с. 20]. А пребывавший в Лейпциге Карамзин с теплотой вспоминал юность, когда, по его словам, «Геллертовы басни составляли почти всю мою библиотеку» [6, с. 62]. Важно помнить, что у Шадена обучались дети разного возраста и, следует полагать, разного уровня подготовки: 9–10- летним мальчикам, таким, как Степанов, наверняка следовало начинать с этимологии, с чтения и перевода лёгкой литературы, в то время как мальчики 13– 14 лет, как Карамзин или Бекетов, могли приступать к более сложным заданиям. Говоря о разных возрастах, стоит учесть, что в воспоминаниях Степанова нет указаний на сочинения Хр. Ф. Геллерта. А вот Карамзин во время обучения в пансионе страстно увлекался его «Баснями и рассказами». Могло ли быть так, что творчество Геллерта предназначалось для детей постарше, когда наступала пора упражняться в «стиле и красноречии»? На наш взгляд, это исключать нельзя. Такой подход вполне мог отвечать методике Шадена: будучи филологом, Шаден понимал, что иностранный язык следует изучать пошагово, а именно переходить от учебной литературы к оригинальной, от лёгких авторов – к сложным. Следует отметить, что Шаден подбирал авторов и пособия сообразно с воспитанием нравственности. И немецкоязычные авторы были здесь весьма уместными, поскольку ключевым концептом немецкого Просвещения был как раз концепт нравственности [7, с. 156]. А Шаден в свою очередь стремился воплощать её как в личном поведении, так и в преподавании. В частности, Степанов