#Ученичество

| #Ученичество. 2024. Вып. 4 | #Apprenticeship. 2024. Issue 4 15 идеализацией, и глубокое сочувствие народу: всё это передалось и в детскую литературу. Перешёл в неё и тот грустный тон, то взятое из жизни преобладание тёмных сторон над светлыми, которое было в народнической литературе естественным отражением действительной жизни деревни. И этот тон, способный при постоянном влиянии на ещё неокрепшую душу ребёнка развить в нём пессимистическое настроение, составляет слабую сторону этого направления нашей детской литературы. Детям гораздо более свойственно веселье и радость, чем печаль и отчаяние. <...> Это направление, более чем какое-нибудь другое, знакомит читателя с деревенской, трудовой жизнью в её главнейших явлениях, но она не даёт того, что вселяет бодрость, желание борьбы и работы, не даёт руководящих начал в стремлении вперёд [12, с. 41]. Созвучно модернистским идеям о красоте звучат рассуждения А. Круглова: «Следует не только сберегать, но и увеличивать святое откровение, создавать самим побольше света, красоты, правды, и населять ими нашу мрачную жизнь. Бог не создал тьмы, она была дана от века, верховный принцип творчества: “да будет свет!”. Свет несут идеалы» [5, с. 146–147]. Такое кантианско-шиллеровское триединство правды, добра и красоты разделялось практически всеми педагогами. Соотношение идеализма и реализма в детской литературе – краеугольное соотношение, обсуждаемое на страницах педагогической периодики в 1890-е годы [2; 8; 9]. В пользу первого выступали сторонники охранительной парадигмы (к ним принадлежал и А. Круглов, и В. Острогорский), в пользу второго – критики демократического (и марксистского) толка, например, приведем суждение преподавателя Демидовского юридического лицея Е. Д. Синицкого (псевдоним – Е. Лович), писавшего в апрельском номере «Вестника воспитания» за 1898 г.: «Правдивость – один из краеугольных камней нравственности» [7]. Сходные тезисы находим у М. Лемке [6]. Спор об идеализме и реализме в конечном итоге становился спором политическим. В. Острогорский настаивал на необходимости передавать в детской литературе «здравые, возвышенные, обобщающие идеи и идеалы» [8, с. 22], потому что: не приспосабливать к современной плоскости должны мы наших детей, а, напротив, возвышать над нею. Для лучшего будущего; оно же всецело принадлежит не нам, а им. Не больное, изверившееся настоящее, полное сомнений и неустойчивости, больного сентиментализма и психопатии, а здоровое, вечное, общечеловеческое должно быть преподносимо юношеству в его духовную пищу [8, с. 23]. Педагогическое кредо В. Острогорского восходит к некоему универсальному идеалу – вечному и общечеловеческому , не знающему национальных, языковых, социальных и т. п. локализаций. Лишенный пространственного и темпорального измерения, такой идеал, воплощенный в литературе, принципиально удален от «жгучих вопросов» современности. В жанровом отношении в том, как детская литература предстает в рассуждениях авторитетнейшего педагога, она более всего напоминает притчу (традиционная жанровая рамка для литературы с тенденцией [17]), а не очерк или авантюрный роман (В. Острогорский среди неудовлетворительного современного детского чтения называл не только народников, но и Т. Майн-Рида и Г. Эмара). Сообразно цели дать воспитательное чтение, основанное на здравых идеалах, В. Острогорский призывает показывать детям героев: